Лісты да Здзіслава Нядзелі

4 чэрвеня 1971 г.

Мінск

Паважаны пане Здзіслаў!

Адам перадаў мне тое, што вы так ласкава запрапанавалі ў сваім лісце. Вялікае Вам за гэта дзякуй. Паверце, што я, у выпадку чаго, у даўгу не застануся.

Мае пашпартныя звесткі:

1. Короткевич Владимир Семенович.
2. Дата и место рождения. 26 ноября 1930 г., г. Орша Витебской области.
3. Место жительства. Минск, 68, ул. Веры Хоружей, 48, кв. 26.
4. Место работы. Минск, Союз писателей СССР, писатель.
5. Номер и серия паспорта (если нужно): ХХIХ — НУ, № 713610.
6. Ближайшие родственники. Мать, Короткевич Надежда Васильевна, 1893 года рождения, пенсионерка.
7. Жена, Короткевич Валентина Брониславовна, 1934 года рождения, научный сотрудник Академии наук БССР.
8. Сестра, Кучковская Наталья Семеновна, старший лаборант военного городка на Урале.
9. Отец, Короткевич Семен Тимофеевич, финансовый работник, умер в 1959 году.

Здаецца, усё. Калі трэба нешта яшчэ — ахвотна дашлю. І не турбуйцеся, мілы пане Здзіслаў, што буду Вам заважаць. Жонка едзе па навуковых справах на тры месяцы ў Польшчу, то будзе ў мяне і хата, і ўсё. Проста ахвотна разок-другі сустрэнуся з Вамі, пагавару. Можа, знойдзеце пару гадзін ды пакажаце мне Вавель ці яшчэ нешта. Прыемна будзе мець на нейкі вечар такога абазнанага гіда, як Вы.

Цяпер скажыце мне, што Вам прывезці. Можа, Вам патрэбны нейкія кнігі? Ці яшчэ нешта? Чым Вы захапляліся або пачалі захапляцца за апошні час? Можа, нейкія альбомы па мастацтву? Ці фатаграфаваць пачалі? Ці, можа, ёсць у вас нейкі юны сваяк, што захапляецца, скажам, маркамі? То напішыце, калі ласка. І яшчэ, што будзем з вамі пры сустрэчы браць у губу? Армянскі каньяк, скажам, ці яшчэ нешта.

Яшчэ раз загадзя Вам дзякуй. Убачыць Польшчу і яе людзей — гэта была даўняя мая мара. Ды я і ўвогуле яшчэ за мяжою не быў. Трэба будзе крыху паездзіць, павідаць свету. І пачаць, вядома, з роднай сястры. Сваю краіну я пешшу схадзіў. А як браць шырэй, то да Уладзівастока з’ездзіў. То цяпер мне асабліва цікава будзе паблукаць па вуліцах, па старых замках пахадзіць, паштурхацца ў натоўпе, можа, дзень-два пасядзець у архівах. Бо задумаў адну дужа вялікую работу, за якую вазьмуся, вярнуўшыся дамоў.

Шчаслівага Вам жыцця, поспехаў у рабоце і ўсім-усім іншым.

Ваш Уладзімір Караткевіч

P. S. Не памятаю ўжо, што ў Вас ёсць з маіх кніг. Можа, даслаць нешта, калі не вам, то камусьці з вашых сяброў?

А вы, як прыедзеце да нас, заўсёды можаце разлічваць на тое, што ў вас тут ёсць добрыя сябры, і ў ліку іх — я.

4 кастрычніка 71 г.

Шаноўны пане Нядзеля!

Дужа ўдзячны Вам за выклік і прабачце, што доўга не пісаў. Закруціла мяне: лавіў баброў і змей у нашым Бярэзінскім запаведніку, а пасля акул на Чорным моры (раптам стала сумнавата жыць і падаўся ў вясёлкавы шквал). Цяпер ужо і дакументы аформілі, але раптам захварэла маці (амаль 80 год), і даводзіцца яе везці на Каўказ. Так што зрабіў адтэрміноўку і, мабыць, напэўна буду ў Польшчы ў канцы лістапада (ХІ месяц). У цяжар вам, шаноўны пане, не буду. А цяпер скажыце толькі, што вам прывезці ў падарунак? Фота-, кінаапарат? Нешта яшчэ. З ахвотаю зраблю вам, харошаму чалавеку, прыемнае.

Ваш Уладзімір Караткевіч

P. S. Яшчэ раз прабачайце за маўчанне. Нетактоўна. Але месяцы тры не было й хвіліны вольнай. Жонка мая таксама Вас цалуе. І матка.

[лістапад 1971 г.]

W. Pan Zdzislaw!

Я сейчас в Гагре, отвез отдыхать маму, мне сейчас отдых не в отдых: очень много работаю. Но скоро я уже выезжаю отсюда и тогда, когда точно будет известен день отъезда, отправлю Вам письмо. Телеграфировать, разумеется, тоже буду. Счастлив буду во второй раз увидеть Вас и в первый — Польшу.

Ваш Владимир

P. S. А море тут уже холодное, но не такое, как на снимке, но на берегу тепло.

«Люди мы молодые, силачи удалые…
Да хранят нас литовские боги».
A.Mickiewicz

Sz. P. Dr. Здзіслаў Нядзеля!

«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда пришла эта боль?»

Не беспокойся обо мне. Я очумел. Трезв, как стеклышко, и пьян в стельку и до положения риз.

Czarki w powietre! Hura!

Может быть, эту ночь не буду дома. Следующую наверняка — а потом все пойдет по-прежнему, ибо дороги рассоединяют нас, людей. И меня с другими — тоже. Не обижайся на меня, дорогой. Спасибо за все. Прочитай пункты, которые я поручаю тебе сделать:

1. Покачай пальцем tego Zydka, што каштаваў табе бутэльку выборовэй.
2. Прочти письмо Sz. P. Флориана Неуважного.
3. Выпей рюмку (две-три-четыре) выборовэй в холодильнике.
4. Там же приготовленный для пана coctail. Ну, бузю! И… еще одно:
5. Пожелай мне не посрамить земли белорусской.
6. Молчать о случившемся.

«Нет на свете царицы краше польской девицы.
Весела, что котенок у печки.
И, как роза, румяна, и бела, что сметана,
Очи светятся, словно две свечки.
Был я, хлопцы, моложе — в Польшу съездил я тоже…»

…М-м-та-ак-к!!!…

12 января 72 г.
Минск

Дорогой Здислав!

Наконец-то могу черкнуть тебе несколько слов уважения и благодарности. Спасибо тебе за все хорошее, мой дорогой, и извини за возможные неприятности и неудобства, которые я тебе мог причинить. Видишь, как заговорился!

Уехал от тебя — тогда стало грустно. Решил даже не задерживаться долго в Варшаве. Домой и домой. Всего все равно не посмотришь. Встретил меня на перроне Флориан, поехали к нему на Братскую. Впервые увидел его удивительно славную жену, милую племянницу Божену и на редкость серьезного и хорошего сына Анджеека. Вот уж воистину профессорский сын: «Моя эпоха — это эпоха Наполеона и Понятовского». И действительно, книг у него по этой эпохе — куча, солдатиков — гора, вяских — и польских, и французских, и русских, и австрийских, и конных, и пеших. И знает, бродяга, всё досконально, докой растет. Меня и отца водил по Варшаве, он и рассказывал всё настолько интересно, досконально и по-взрослому серьезно, что я диву давался. И, в то же время, по-детски интересно.

Я их всех постарался уморить со смеху. На следующий день смотрели художественный музей, были у Святого Яна и ночью, освещенное, исходили Старе Място. Впечатление потрясающее. Святые вы люди в своем отношении к старине. Я, грешным делом, думал, что будет скучнее, а это — удивительно и потрясающе, другого слова не скажешь. Теперь я уже знаю, где мне и одного из героев поселить в Варшавских сценах продолжения «Каласоў». Конечно же это должны быть Kamienne Schodki.

Удивительное место.

На следующий день шлялись парками, дошли до изумительных кукольных Лазенок. Впечатление было, что поздняя, поздняя осень, а не зима. И я еще раз порадовался, что не лето. Такие места осенью и хороши, когда арки мостов отражаются вместе с ивами в прозрачной, по-осеннему холодной воде и, с отражением, создают круг. Ходили потом по городу: и Нове Място смотрели, и прочее. А на следующий день я поехал.

Я никогда не считал себя сторонним человеком, а теперь скажу тебе коротко и без обиняков: я полюбил твою Польшу почти как и свою Беларусь, не чужую, впрочем, и тебе. Зря ты говорил о народах малых и великих. Такой народ, который так живет, так думает и заботится о своей старине и будущем, — великий народ, велик он или мал, со всеми своими достоинствами, недостатками. Он и в мелком, даже в мелочном — велик, старина.

Часто вспоминаю тебя, нашу хату, ущелье Флорианской улицы под костелом, тревожные краковские вечера и Вавель, и нашу с тобою имшу — помнишь?

Валя привезет тебе все, что заказывал. Остальное — пришлю. Достать только надо.

Послушай, как тебе интересны марки: гашёные печатью или чистые. Напиши. А пока я посылаю тебе и тех, и других… Валя уже в Польше.

Ну вот, пока всё. Крепко, по-братски, обнимаю и целую тебя, маму и всех-всех,

Твой Владимир.

P. S. О поездке сюда, о том, на какой месяц тебя пригласить, поговори с Валей да ответь мне. Я это сделаю сразу.

P. P. S. Дорогой Здислав. Я не виноват в том, что долго ты не получал ответа. Не знал я, как посылать марки (сегодня на почте узнаю и пришлю еще кучу). Ну и вернули мне они еще вон когда написанное письмо с границы, в доказательство чего прилагаю конверт. Так что ты не злись на меня, не думай, что я тебя забыл и не вспоминаю тебя с братской любовью, дорогой мой друг.

Отвечаю на полученное мною только вчера (22 января) твое письмо от 14/1. Спасибо за пересланные листы и ерунда это, что распечатанное. Со мною самим часто так бывало, а секретов у меня от тебя нет.

Впечатления свои от Варшавы я тебе описал частично в «прошлом» письме, которое ты получишь вместе с этим. Теперь по прошествии времени все это как бы «проявилось» в памяти. И польский отдел музея с тем же потрясающим Мальчевским, и западноевропейский, в котором, правда, масса маньеристов, но и чудное староевропейское, раннесредневековое искусство, и редкий по богатству (а я музеи Москвы и Ленинграда в этом смысле излазил, так что верь) египетский отдел, и, чуть ли не венец музея, отдел старопольской культуры. В глазах рябило, ноги подгибались, когда вышел чуть ли не больной от обилия впечатлений.

Ну, и Старе Място. Хотел бы я поселиться там этак месяцев на 6 — 7 в холостяцкой коморке где-то под крышей среди чужих по языку и понятных людей, писать толстый роман, а вечерами бродить по улицам, забредать в кафе, вникнуть, в конце концов, в душу народа.

Впрочем, в этом смысле Краков даже лучше, только немного подавляет, чуть пугает своей готикой, своим тяжелым извилистым барокко. А Варшава — это легкомысленный, галантный, жестокий от распущенности, фривольный и веселый ХVIII век, пусть и возрожденный из пепла в двадцатом.

Краков, согласись, этакая жестокая давняя баллада в дыму и тумане (или, может, это бесснежный декабрь виноват в этом). Весь как булыжник в древней стене, как закопченный древний кирпич. Он представляется мне как мир, должно быть, представлялся средневековому коню: сидит на тебе этакий мужлан в полтора центнера весом вместе с доспехами, шпоры в бока, необъятная ручища в железной перчатке — на холке, удила так сжали храп, что тут уж не рыпайся, не пикни.

Или еще как человеку на рыночной площади, в давке и тесноте, пахнущей потом, луком, железом и вином, да еще тут же, на площади, кому-то секут голову: и любопытно, и страшно — а вдруг завтра с тобой то же.

Он — мужик. А Варшава — она дама. И если уж я вдался в конские ощущения, то конь там запряжен в легкую золотую карету с завитушками, идет себе, танцуя, и, если отвернет назад морду, то видит, как за зеркальными стёклами сидят напудренный кавалер с не менее напудренной дамой, и у той мушки на щеке, возле губ (а значит это на «языке мушек», что она «готова», пожалуй, на все), и они не очень-то пристойно обжимаются на глазах у народа. А тому и завидно и всё равно, потому что такие пассажи он сто раз на дню видел.

Но больше мне, всё-таки, Краков понравился. Потому, должно быть, что исходил я его своими ногами.

Вот так, если говорить кратко, сложились мои впечатления. А когда напишу очерк, то, если напечатают, пришлю журнал, там будет подробнее. Правда, я мало видел. Всё-таки неполный месяц. Эх, да еще если бы знал, что ездить можно! Поздно спохватился. Даже ни одного завода не видел. Ни Велички, ни Вроцлава, ничего. Да ладно, может, не в последний раз.

Валя будет в Кракове с 30 января по 23 февраля. Надеюсь, вы встретитесь и хоть один твой свободный вечер побудуте вместе, пошляетесь по улицам. Заодно обговорите твой летний приезд к нам — она куда более практичный человек, чем я.

Адаму поздравления передал. Он очень хорошо вспоминает тебя и Краков.

Привет шаноўным Лужнаму и Корнхаўзену. Рад, что понравились тебе «Каласы». Пусть тебя не

шокируют в них некоторые вещи. Люди в романе — если это роман — должны действовать как и люди в жизни: ругаться, влюбляться, отходить в безверие и приходить к богу, захлёбываться в межплеменной драке и брататься, хулить то, что непристойно хулы, и ругать доброе, от непонимания, незнания и глупости — и приходить к правде.

Это жизнь в натуре и жизнь в книге. А если приходят подогнанные под схему характеры — это конец. Люди — они разные. И если кто-то там бросает топор в икону, а кто-то ругает поляков — это не должно смущать тебя ни как верующего, ни как поляка. Такова была жизнь со всеми ее родовыми схватками, кровью, грязищей, незаслуженными оскорблениями, да еще в жестокую эпоху жестокого века.

Что же касается до позиции автора (а она одна только и важна), то она вполне ясно выступает в главах о Варшавских беспорядках (какую уйму литературы мне пришлось перечитать, чтобы, не видав в глаза города, не очень соврать! Теперь-то я написал бы это иначе), или в главе о Валуеве.

Ну ладно, рад очень, что тебе понравилось. И рад, что понял ее не только как роман о кануне восстания.

А мне белорусских стихов пока не прислали. Видел только у Адама, которому выслали.

Как ты там живешь? Желаю тебе громадного счастья в новом году. Во всем-всем. А таможенники все же скоты. Ну не знал я, как марки посылать. Не контрабанду же я тебе посылал. Ладно, бог с ними. С ними тоже надо ладить.

Ну так обнимаю тебя, жму руку, желаю тебе счастья, друг. В значительной части именно из-за тебя я так полюбил Польшу, что она навсегда останется для меня радостным и радужным, далеким, но близким воспоминанием, теплой надеждой, что я еще когда-нибудь встречусь с ней.

Твой друг Wolodzia

20/1 — 72 г.

Дзень добры, Здзіслаў!

Ужо тры дні я ў Варшаве. Трохі прывыкла, а спачатку адчувала сябе дрэнна. Па-першае, не магу размаўляць па-польску, добра што яшчэ ўсё разумею. Па-другое, знаёмых не мела, лістоў з дому не атрымала да гэтага часу. Цяпер ужо нічога. Многа працы, многа хаджу па Варшаве.

30/1 еду да Кракава цягніком, каторы адыходзіць у 15-05. У Кракаве буду да 23/ІІ.

Спадзяюся, што забачу Вас, каб падзякаваць за Валодзю. Можа не будзеце на мяне злавацца, што я дома дала Ваш адрас для лістоў. Вельмі хочацца атрымаць іх, а пасылаць адрас атэля, то можна і з Кракава паехаць — так нічога і не атрымаць.

Да пабачэння. З шанаваннем

Валя.

[без даты]

День добрый, Здислав!

Спасибо за открытку. В Кракове я буду жить в отеле «Krakowie». Еду с опекуном, так что доберусь хорошо. Если будете заняты, то позвоните в понедельник. А если придете на вокзал, я буду в темном футре и голубой шапочке и в очках. И большой чемодан. Звонил Володя сегодня. Вам большой привет. До встречи.

Валя

23 января 72 г.

Дарагі Здзіслаў!

Дасылаю табе яшчэ адзін ліст. Краявід на марцы Шышкін маляваў на Беларусі. Такія справы. З 14 па 21 студзеня былі на Палессі, у вёсцы Клетная пад Пінскам. Здымалі там Каляды. Яны ў іх цягнуцца аж два тыдні. Гуляюць, ходзяць з зоркай і казой, паляць карчы.

Словам, бляск. Калі добра зманціруем — атрымаецца цудоўны каляровы фільм. Можа, і ты паглядзіш. А яшчэ праз тыдзень выязджаем у другую вёску, на гэты раз на Гомельскае Палессе, даздымаць.

Ну, бывай здароў. Твой сябра

Уладзімір.

P. S. В Гл. еще не ездил, родину твою не фотографировал. Посылаю пока два фото просто так.

26/II — 72 г.

Дорогой Здислав!

Спасибо за письмо. За то, что прочитали письмо из Варшавы, я не сержусь, огорчилась, что оно не от Володи.

Доехала я хорошо. Двумя рейсами, вышла из вагона, а дальше не могла двигаться. Багажных не было, и я минут 20 простояла на перроне, пока женщина-уборщица меня не увидела. Помогла мне погрузиться в такси, а возле отеля уже проблемы не было.

Устроилась хорошо. Комната в 2 раза больше краковской и мебели больше: большой стол, кровать, канапа, кресло, 2 стула. И еще можно устраивать танцы. В библиотеке работу себе тоже нашла. А в остальном все время вспоминаю Краков, где мне было так хорошо.

Вроцлав мне не нравится. Это не польский город. Мрачный. Огромные черные костелы, руины и в неожиданных местах — пустыри. Вечером темновато, кино все от меня далеко — еще не нашла. Очень мне здесь скучно и опять ужасно хочется домой. В Ossolineumie познакомилась со знакомым Адама — паном Афтанази. Очень симпатичный человек. За все эти дни только с ним и разговаривала. Он мне дал читать Солженицына в 6 томах, «Крутой маршрут» Гинзбург и Орвела «1984». Есть возможность пополнить свое образование. Завтра пойду на остров смотреть катедру и все остальное. Здесь тепло и воздух получше, но в Кракове было лучше. Пластинка еще цела. А вот с тюльпана сегодня отвалился первый листок.

Если будут мне письма с марками, марки разрешаю отрывать сразу же.

Привет от меня Терезе и Вагнерам.

Всего самого хорошего, жаль, что не могу написать до скорой встречи.

Валя

9/III — 72 г

Дорогой Здислав, добрый день!

Письмо Володино получила, спасибо. И еще — очень благодарна за заботу. Познакомилась я с Бугуславой Жабской и ее родителями. Очень милые и хорошие люди. К Вроцлаву немного привыкла и кое что мне здесь понравилось. Очень хорош район парка возле 300, Бискупин. Парки здесь действительно великолепные, а так как очень тепло и солнечно, то много кустов уже с маленькими листьями. Понравился остров Тумский и особенно костел на Пяске — он великолепен. Остальные костелы не нравятся, в Кракове лучше. Была на военном кладбище, которое выглядит лучше многих наших. Но все равно в Кракове было лучше. Купила уже билет до Варшавы на 14. И каждый день считаю, сколько осталось дней до возвращения домой. Жить в Варшаве снова буду у пани Мисевской, так как с отелем Институт не смог устроить. Но я от этого не страдаю, не надо будет лишний раз таскать свои тряпки.

Материала нашла здесь много, но уже устала от одной и той же работы и не хочется ничего делать. Еще 19 дней, даже не верится, что уже так давно в Польше. Здесь я перевоспиталась — на 8 марта целый день работала. Жалко, что начальство в это не поверит.

Привет от меня знакомым. Всего хорошего. До свидания

Валя

Мінск. 13.ІІІ.72 г

Даражэнькі сябра Здзіслаў!

Урэшце і я атрымаў ад цябе адказ. Ліст твой прыйшоў у самым канцы мінулага месяца, але я некаторы час не мог адказваць, столькі было пільнай работы, так быў я завалены ёю.

Мілы Здзіслаў, перш за ўсё дзякуй табе за Валю, друг мой. За апекаванне ў Кракаве, за тое, што і ва Уроцлаў напісаў людзям. Ты сам ведаеш, што такое знаёмы ў новым, незнаёмым горадзе, асабліва ў першыя дні. Дзякуй і яшчэ раз дзякуй. І шкада, што не здолееш прыехаць гэтым летам. Што ж, справа ёсць справа. І даўно табе час пераходзіць у вучоныя вярхі. Але тады ўжо ў 73 годзе запрашу і прыедзеш абавязкова. Паважу цябе па розных гожых мясцінах. З’ездзім, можа, на Палессе, можа, па айчынных тваіх мясцінах. А ўжо Адамавы палеткі і ўзгоркі наведаем абавязкова. А там плюнем на абмежаванні, ды й махнём у Крым, акул лавіць. Хату я табе там знайду такую, што самому зайздросна будзе. Будзем лазіць на Карадаг, у сердалікавую бухту. Я цябе абвяду па ўсіх мясцінах, якім зноў-такі Адам прысвяціў вершы: ад Алушты да Бахчысарая і Чуфут-Кале. Ну, што ж зробіш, калі не можаш у гэтым годзе?! Ладна, пачакаем яшчэ. І яшчэ раз дзякуй за Валю.

З даручэнняў тваіх пакуль што нічога не зрабіў, але зраблю неадменна. Вось вернецца Валька і разам будзем шукаць і Вярцінскага і іншае. А ўлетку, дарэчы, экспедыцыя наша будзе і ў Глыбокім, так што здымкі зраблю ўжо тады, не буду спецыяльна ездзіць.

У нас яшчэ маразы крыху па начах ціснуць і толькі ўдзень падтайвае і капае са стрэх, а ў Кракаве ўжо, мабыць, даўно дыхае вясной. Хутка і плянты зазелянеюць. І не захочацца ж табе тады, пане ты мой, рабіць сваю pracu habilitacyjnu! Так што ты ўжо лепей як мага больш рабі зараз, пакуль снег і слата і не хочацца цэлымі днямі валэндацца па бульварах.

Што ж ты мне, бессаромнік, не паказаў Тарэзы? Га? Такі ўжо я страшны? Ы-ы, ы-ы. Вось бачыш, самому сорамна. А Валя мне пісала, што цудоўная яна ў цябе дзяўчына і вельмі сімпатычная і мілая. Ну вось і хадзілі бы трох па Кракаве, і ты не так сумаваў бы. Перадай ёй ад мяне прывітанне.

Здымкаў з Кракава яшчэ не рабіў, няма часу. А як зраблю, то абавязкова дашлю.

Мама мая перадае табе прывітанне.

Моцна цябе абдымаю і цалую.

Уладзімір.

19/ІІІ — 72 г.

Добрый день, дорогой Здислав!

Уже почти неделю в Варшаве и имею билет домой на 28 марта. Даже немножко уже жалко уезжать. Хожу много, и все говорят, что здорово похудела. Это меня радует. Иду сегодня с Неўважными в Лазенки, а завтра еду в Вилянув. Работы в архиве много, но уже надоело работать и хочется домой.

Получила от Володи письмо. Он очень сожалеет, что Вы в этом году не сможете к нам приехать. И мы оба надеемся, что свою работу сделаете в срок и на следующий год будете в нашем доме.

В Оssolineumie дали мне много разных марок, но я думаю, что большинство из них есть у Вас, поэтому посылаю некоторые из них, надеясь, что марки Австралии и ООН нет.

Большое Вам еще раз за всё спасибо, не забывайте нас и пишите нам письма.

Привет всем знакомым. До свидания

Валя.

23 мая 1972 г.

Добрый день, дорогой Здислав!

Прости нас с Володей, что мы так долго не писали. Перед отъездом из Варшавы я очень здорово простудилась и дома почти две недели болела. А потом навалилось столько работы, что вздохнуть некогда было. Володя без меня запустил свою работу, и поэтому ему пришлось тоже посидеть. Сейчас он в отъезде. Варшавское телевидение будет снимать фильм о Белоруссии, и Володя ездит сейчас с телевизионщиками по разным городам. Домой должен вернуться дня через три. Ездили мы на майские праздники к Володиному дядьке в Рогачев на Днепре, где было очень хорошо. Володя отпечатал там фотографии краковские, но я оставлю ему удовольствие послать их.

Как, Здислав, двигается работа? Мы надеемся, что успешно. С большим удовольствием вспоминаем Польшу и мечтаем еще ее увидеть. Как только Володя вернется из своей поездки, мы напишем с ним вместе и вышлем фотографии.

Большой привет Терезе и семейству Вагнеров. До свидания

Валя

От Надежды Васильевны спасибо за пластинку.

8 июня 72 г. Минск

Даражэнькі Здзіслаў!

Позволь уж хоть обратиться к тебе по-белорусски, если половину не понимаешь.

К сожалению, по такой программе, которую прислал ты насчет Братиславы, у нас не принимают. Кабы начальство прислало вызов — дело другое. Но этим летом оформлять этот вызов вряд ли имеет смысл: работы много и у тебя, и у меня. Жена едет в экспедицию, мне ее надо сопровождать и всё такое прочее.

Посылаю тебе несколько краковских фотографий (сделал еще не все: лучшие — Вавель в солнечный день и т.д., пока еще не нашел времени). А эти — это то, что навсегда оставило во мне добрые впечатления о твоем городе, но было плохо для объектива: мгла, серое небо, «средневековая» погода.

Извини меня, ради бога, за то, что так долго не писал. Кроме всего прочего, возил двух польских кинематографистов по Белоруссии. А интересовали их заводы, а не костел, где крестили Мицкевича и венчался Ягайло. А я в этом смысле тупой. Насчет полимеров и прочего.

Ну вот. Обнимаю тебя, друже, и целую. И всегда, когда захочешь, дом мой — твой дом. Валя обнимает и целует Терезу и, очень с оглядкой на меня — тебя. Будь для нас счастлив и вечен, как Краков и Польша.

Валя, Володя

5/ХI — 72 г.

Дорогой Здислав!

Не обижайся, что долго не писали. Были с Володей в экспедиции: в Друе, Браславе, Поставах. Пришлем фото. А сейчас уже неделю отдыхаем на Кавказе, в Гагре.

Море, горы, делать ничего не хочется. Но когда вернемся — придется впрягаться. И потому еще раз прошу о стихах в расчете не на этого талантливого лодыря Рыгора, а в расчете на мало даровитого трудягу — меня.

Привет маме и всем твоим. Как жаль, что тебя, друг, нет здесь, вместе с нами. Путевые заметки о Кракове всё-таки будут. Вот-вот сяду за них. Целуем тебя

Влодзимсон, Валя

Она у меня безграмотная. Извини.

2 снежня 1972 г.

Даражэнькі мой Здзіславе!

Как давно я не писал тебе! Но сначала Гагра, где шлялся по горам, купался в штормовом море, прыгая с высоченного волнолома, а потом приехал домой, поехал в дом творчества Каралищевичи и там, взбегая на крыльцо, заваленное мокрыми осенними листьями, поскользнулся, съехал по ступенькам и сломал два ребра с подозрением на третье. Вот тебе: на волноломе ничего, а тут…

Работать (ну и ручка, давно пора выбросить!) не могу, писать не могу, гулять и то толком не могу. Пить и есть могу, да ни того, ни другого не хочется. И вообще… Кислое какое-то настроение. А тут еще чаще всего хмурые дни, редко (как сегодня) солнце, а снегу нет и морозит, и это может здорово повредить озимым полям. И, главное, работы невпроворот, а работать не могу. Может, со временем и научусь работать и выдумывать, когда всё болит, а пока — не могу. Вот, наконец-то, собрался письма писать, а ручки плохие. Привезла мне, правда, Валюля из Польши «Паркера», но я его берегу. Всё выжидаю момента, когда наступит праздник: с утра приму душ, побреюсь (накануне постригусь и никакой скверности — несколько дней), надену чистую сорочку, положу перед собой стопку особенно хорошей бумаги и новой ручкой начну писать окончание «Каласоў пад сярпом тваім».

Думаю, что придет он, этот праздник. В Гагре было здорово. Надо и тебя бы как-то туда устроить. Синее-синее море, пальмы, горы, заросшие инжиром, орехами, съедобным каштаном, самшитом (железное дерево, по-польски знал, да забыл) и прочей прелестью (вот приеду когда-нибудь в Польшу — привезу на тебя самшитовую палку сделанную собственными руками, чтоб не задавался). И море в шторм, когда тебя бросает в прибое, как поплавок, и аж дух захватывает (Валька бежала от волны на четвереньках с такими круглыми глазами, что я лопнул от смеха). Ну и, конечно, если верить Паустовскому, самые пленительные в мире Гагрские закаты.

Валя сейчас сдает І том «Збору помнікаў гісторыі і культуры Беларусі». Среди снимков есть, кажется, что-то и для тебя. Впрочем, об том она сама черкнет несколько слов. Много не сможет. Ей сейчас так некогда, что она почти не спит (а это такой характер, что она может спать 25 часов в сутки). Лентяйка. Я в Гагре ходил с рыбаками и приносил кучу рыбы. Так она ее чистить не хотела. А уплетала, небось, за обе щеки.

Ну, целую тебя.

Твой Владимир.

Дорогой Здислав! Как твои дела? Как твоя работа? Очень часто вспоминаю Краков, лучший город из всех, которые я видела. Посылаю фото, правда, это пробные, лучшие и из других мест пришлем позже. Привет всем знакомым. Целую

Валя

17 декабря 72 г.

Дорогой мой Здислав!

Поздравляю тебя с днем Божага Нараджэння и с Новым годом. Валя тоже поздравляет и целует тебя. Желаем тебе всего, чего желают самым близким людям. Не забывай нас и, если сможешь, сообщи, когда бы ты смог к нам приехать по приглашению. Я постарался бы к тому времени сделать всем нам путевку куда-либо на море. Часть времени поездили бы по Беларуси, а часть попрыгали бы в прибое. Отвечай, ведь чем раньше мы узнаем об этом, тем больше будет шансов получить ее.

Рождество приходит странное, совсем без снега, серое (а может, еще выпадет? Хорошо бы, если бы так). Ты, наверное, к маме поедешь? Год назад был я в Кракове, пили мы с тобой мёд, «под ратушей», и, мне во всяком случае, было хорошо жить. Сейчас наконец-то смог взяться за описание этого всего. Долго не мог: поломал два ребра. Ну, обнимаем тебя, друже, целуем, желаем счастья.

Твои Владимир и Валентина

<

[26.1.73]

Дорогой друг Здислав!

Всегда ты подумаешь о других и всегда попадаешь в точку, вспомнив именно тогда, когда нужно. С блокнотом ты мне удружил, как никто, он мне очень был нужен. Спасибо огромное. Валька благодарит за чеколадки, и оба мы тебя обнимаем и целуем. Как живешь? Что у тебя нового? Помнишь, ты говорил, что в 72 г. ты приехать не можешь, «м. б. в 73-м». Так вот, теперь вопрос у нас: не раздумал ли ты ехать? По-моему, раздумывать не надо, и если у тебя есть хоть какая-то возможность приезда, если хоть чуть-чуть позволят обстоятельства — напиши нам, хочешь ли ты ехать и когда, а также пришли данные. Ты знаешь какие: год рождения, место рождения, имя отца. Мы будем очень рады тебя видеть, соскучились мы уже по тебе. Повозим по Беларуси (вернее, я повожу, как целиком свободный человек — ну и Валя кое-где присоединится). Пиши и соглашайся. Добрый привет Терезе от Дед-Мороза Уладзіміра і Баб-Мароза Валі. Целуем

Короткевичи

8 сакавіка 73 г. Мінск

Даражэнькі сябра Здзіславе!

Па-першае, Валя, я і мама віншуем цябе ад усяго сэрца з Вялікаднем і цалуем цябе. Хрыстос уваскрос!

И желаем тебе, друже, чтобы и ты воскрес душою. Понимаю, переутомился над своей книгой, понимаю, кажется, что постарел, и «жизнь потеряла свою красоту», и что «плохо». Ерунда это все. Всё это еще вернется, и очень скоро. Когда отдохнешь, подышишь весной, походишь с нами, да и до того еще просто побродишь Плянтами, послушаешь птиц, при желании выпьешь рюмку в какой-либо загородной корчемке, тряхнешь юностью и сходишь куда-то на танцы и т.д. И всё-всё будет хорошо.

Срок вызова, который ты назначил, нам очень подходит. Потому что в июне я на съемках моей киноновеллы «Красный агат» в Крыму, потом, в июле, если пустят, в Братиславе (кстати, посоветуй мне пару самых лучших стихов двух-трех самых лучших современных словацких поэтов, хочу перевести, да и чешских тоже), в августе опять Карадаг, окончание съемок, а потом — я, во всяком случае, всецело к твоим услугам.

Мы, кажется, к маю должны перейти на новую квартиру. Если это будет — для тебя уж будет готова целиком отдельная комната, так что всё в порядке. В мае мы подадим документы на вызов, чтоб уж адрес в ней был новый. Подадим и начнем помаленьку готовиться. Только что это тебе стукнуло в голову насчёт десяти дней! Да еще только пять у нас? Это полнейшая ерунда. Во-первых, Адам на съезд славистов не поедет, а поедет на конференцию по Сырокомле (кажется, во Вроцлав), во-вторых, нечего тебе отдыхать несколько дней. У нас отдохнешь. Где-нибудь на реке с удочкой. У леса. Или с грибной корзинкой. И никаких гостиниц где бы то ни было. Незачем тебе тратиться, все это мы и так устроим. Просто покупай на свой обмен всякие безделушки, которые тебе понравятся, и положись на нас. Поездим, походим, в хорошем месте за бокалом вина посидим — вот тебе и вся недолга. Так что даже не думай. Вызываем на весь сентябрь, а уж надоест ли тебе через двадцать восемь дней — это нас не касается. Постараемся, чтобы не надоело, но и чтоб уезжал с сожалением в свой срок.

Хотель?! Хм! Начто нам отели, если есть у меня везде великолепные друзья и куча хороших свояков, близких и дальних.

Валя уже готовит 2-й том, по Витебской области, 1-й, Брестская, на подходе. На очереди 3-й, Гродненщина. Надо спешить. В деле исторических памятников каждый день неоценим. Осенью сяду кончать «Каласы». Вышла в Праге моя «Kràlovskà pomsta» («Дзікае паляванне караля Стаха»). В мае в журнале «Маладосць» будет опубликована новая повесть «Лісце каштанаў». Сдал на следующий год в издательство книгу рассказов и повестей. Получил за «Медведей» премию журнала «Дружба народов» как за один из лучших рассказов 1972 года. Отрывки из него были в magazyni «Przyjaźń» от 22 pazdziernika. Ну и войдет он в сборник рассказов, подготовленный przez Panstwowy instytut wydawniczy. Такие в основном и общем мои дела.

Ну, вот, крепко тебя обнимаем и целуем, друже, твои

Володя и Валя

Написала, а потом исправила. Она у меня хоть и кандидат исторических наук, а грамотностью не блещет.

P. S. Извини, ошибся. Конференция по Сырокомле будет (если Адась вырвется на нее, то, может, и увидитесь) 15 — 16 июня, сначала в Иновроцлаве, а потом в Торуне.

Мінск, 21 мая 73 г.

Даражэнькі Здзіславе!

Ничего, что долго молчал, а зато написал много и хорошо. А вот мы тоже молчали долго, но по уважительной причине: меняли квартиру. Теперь наш адрес: Минск, 220030, ул. Карла Маркса 36, кв. 24. Телефон: 22-22-98.

Квартира хорошая, в самом центре города, 3 комнаты (54 кв. м.). Когда приедешь — будет у тебя свой кабинет и полки три польских детективов. На месяц с головой хватит. Сегодня мы сделали тебе вызов. На месяц. С 1 сентября. Так что не придется тебе после конгресса славистов отдохнуть. У нас отдохнешь. И о всяких там гостинцах и деньгах не думай. Я слишком хорошо помню Краков. Валя тоже. А планы у меня не совпадают с твоими, так что не беспокойся. В июне на пару недель, а в августе на три еду в Крым, в Коктебель, снимать свой фильм. В июле на месяц в Словакию. Уже разрешили. Жаль, что не можешь приехать в октябре. Тогда мы добились бы и взяли тебя на недельку в Гагру, в дом творчества. Но и здесь, я думаю, мы неплохо проведем время, поговорим, побродим, в конце концов, просто посидим на тахте с бутылкой сухого вина. В сентябре уже начнутся театры. Не знаю, будет ли еще идти переведенная мною «В ночь затмения месяца». Всё равно, что-то найдем. Ну, все. Мы с Валей тебя обнимаем и целуем.

Ул. Караткевіч, Валя

[4. VI. 73 г.]

Дорогой Здислав!

Не беспокойся, что нет до сих пор приглашения. До нашего возвращения из ЧССР его подать невозможно. Но оно обязательно будет тебе в августе. Так что готовься. На обороте дом, где работают Валя и Адам. Крепко тебя обнимаем и целуем. Твои

Владимир и Валя

23/VIII — 73 г.

Дорогой Здислав!

Извини, что не писали, ждали разрешения на твой приезд. Вчера я была в Отделе ВИЗ — тебе разрешили приехать к нам, но бумажку переслали в нашу милицию, а они еще не получили — я только что приехала оттуда. Сказали, что будет завтра или, в крайнем случае, в понедельник. Ты собирайся, мы ждем. Разрешение я вышлю в тот же самый день, как получу.

Володя уехал в Крым на съемки фильма, вернется к 1 сентября. Если тебя не затруднит, купи для Володи паркеровскую ручку для чернил, маги, майорану и лак для волос (мне).

Мы тебя очень ждем и будем встречать, пришли телеграмму.

До встречи.

Валя

28/VIII — 73 г.

Дорогой Здислав!

Высылаю вызов, ждем телеграмму о твоем приезде. Володя еще не приехал. Привет всем знакомым.

Валя

21 кастрычніка 73 г.
Мінск

Даражэнькі ты наш хлопец, дружа ты наш, Здзіслаў свет Нядзеля!

Только что сегодня собирался писать тебе письмо и задавать кучу недоуменных риторических вопросов, и вдруг получаю конверт, на котором узнаю твой почерк.

Ф-фу-у, гора с плеч! А то уж мы находились в состоянии тихого отчаяния. Сначала думали, что ты настолько промерз на Минском вокзале в ожидании поезда, что отправился в лоно Авраамле (непочтительные, языкастые и вообще предназначенные на подмазку адских сковород белорусы говорят в этом случае грубее: «пайшоў да Абрама на піва», а католики добавляют к этому еще: «І да пані Пясэцкай у ложак»). Но потом получили мы от тебя книгу, и эта версия, к великому нашему облегчению, отпала. Зато на ее место встала другая.

Приехала в Минск на совещание-симпозиум переводчиков с белорусского Валя Щедрина. Ну, естественно, мило посидели пару вечеров за бокалом вина, поговорили, много вспоминали о тебе (мне кажется, если б не мое идиотское присутствие, у вас мог бы завязаться этакий романс о чудном мгновеньи), и вдруг она говорит, что получила от тебя письмо. И уж расхваливала тебя! И милый, и видом приятный, и деликатный, и воспитанный, и настоящий рыцарь с совестью, с мужеством иметь свой взгляд на жизнь и т. д. и т. п. (Кстати, у тебя еще не чешется под лопатками? Если да, то ты не бойся. Это у тебя просто постепенно прорезываются крылья, и ты полегоньку да помалу заживо превращаешься в ангела.)

Ну уж тут мы и вовсе приуныли с Валькой. Ей-то ты написал, а нам-то нет. Если не помер, если ты ангел, то почему так? Ответ может быть только один: плохо приняли. Оно, Здиславе, может быть и так. Даже почти наверняка так. Но ты уж нас прости. Что можно было показать тебе за какую-то жалкую декаду? Да нет, даже не за декаду, а за семь-восемь дней. Ничего! Вот приехал бы ты летом! Да на месяц! Да рыбы мы бы с тобой половили! Да поездили бы всюду!

Так мы в следующий раз и сделаем, дорогой мой. А тут и ты был виноват. Слишком стеснительный. Спрашивал бы всё, что тебе надо, требовал бы. На то у нас хозяин — гость. Его право, его приказ. Прости, милый, если что-либо было не так. Если ты что-то хотел, а мы впопыхах забыли — напиши теперь, не обижай нас.

Привет огромны й всем твоим.

Библиография хорошая, Янка ошибся. Но и библиография ошиблась, хотя бы в отношении меня. Не указана моя работа в «Зямлі Навагрудскай» и переводы минимум двух десятков других ваших поэтов. Так что ошибки могут быть у ваших и наших.

Я тебе буду посылать интересующие тебя книги, а ты — те, что интересуют меня. Договорено! Ну вот, а теперь с сожалением передаю перо Вале, а сам обнимаю и целую тебя. Всегда твой

Уладзімір Караткевіч

Здислав! Удалось ли тебе поразить друзей своей закалкой — ты обещал ходить по пьяным трупам своих друзей? У нас уже неделю снег, видно, зима настала. Пиши нам, не ленись. Привет от Гены. Целую.

Валя

[20. 12. 73]

Дорогой Здислав!

Поздравляем тебя с праздником, желаем счастья, здоровья, успехов во всем и надеемся на новую встречу. Большое спасибо за фото Ружан и за 2 книги. У нас за это время ничего особенного не случилось. Приезжали на 4 дня в Минск словацкие писатели — наша знакомая Гелена Брындзова, Венцо Шикула — отличный человек, и Иржи Батя.

К сожалению, пробыли они в Минске совсем мало, так же, как и ты. В следующий раз мы тебя задержим тут силой и на столько, на сколько захотим. Не побрыкаешься, потому что мы народ серьезный и шутить не любим.

Читали Шикуле избранные отрывки из твоей брошюры и подкалывали его тем, что он пишет хуже, чем пишут о нем.

Как у тебя дела, здоровье и все такое прочее? Ну вот, еще раз поздравялем тебя с рождеством и Новым годом. Желаем тебе, чтоб дорога твоя была ясна и свободна от камней, чтобы ты был счастлив. Крепко, крепко тебя целуем.

Твой Владимир

16/ІІ — 74 г.

Дорогой Здислав!

Давно мы тебе не писали. Не сердись на нас. Работа убивает лучшие намерения.

Новостей особых нет. Володя улетел 31 января в Ялту, в Крым на семинар драматургов. Домой вернется 5 марта. Конечно, это не лучшее время для поездки. Купаться в море нельзя. Но раз Союз писателей оплачивает, то для разнообразия почему бы и не поехать.

Я хожу на работу и ношу работу домой. Все очень однообразно и скучно. Поэтому, как только мне предложили поехать в Ригу и прочесть там лекции о памятниках Белоруссии, я сразу же согласилась. Поеду 26 февраля на 4 дня. В Риге я была тринадцать лет назад. Это очень красивый город, и еду с удовольствием. Большой тебе привет и спасибо за книги от Гены. Он сейчас занят подготовкой к защите диссертации, которая по-видимому будет в апреле-мае. Ищет для тебя какую-то хорошую книгу, но еще не нашел. Может быть тебе нужны какие-либо книги? Напиши, Гена достанет.

Пиши нам о своих делах. С удовольствием вспоминаю о Кракове, самом красивом городе.

Привет всем знакомым. Привет тебе от Надежды Васильевны. До свидания.

Валя

Спасибо от меня за книги, все получила.

26. ІІ. 74 г.
Ялта, Крым.

Дорогой мой друг Здислав!

Это всего несколько слов о том, что тебя помнят, любят и всегда ждут у себя. А потому пошевели мозгами, не сможешь ли приехать к нам, если не в этом, то в следующем году, чтобы наведать Прозороки и все-все.

Передает тебе привет Валя Щедрина (я недавно звонил ей) и говорит, что на ее гостеприимство ты можешь рассчитывать всегда. А уж на наше — тем более. Целуем тебя все.

Твой Владимир.

7. III. 74 г.

Дорогой друг!

Вот и явился я из своего Крыма и теперь засяду основательно в Минске за работу, чтоб хотя бы немного расчистить себе лето и оно было бы посвободнее. Хотя полной свободы всё равно не будет, но… Как ты там живешь, что поделываешь, что нового варится в стенах дома по улице Дещовой.

Позорно мало ты у нас побыл. Не успели толком ни поговорить, ни посмотреть ничего. Но на следующий год (мы надеемся) нам удастся вытащить тебя на целый месяц, и тут уж мы раскрутку дадим. И Прозороки, и кое-что подальше. Все будет наше. А пока целуем тебя оба и желаем тебе огромного счастья. Твои Валя и Владимир.

25. IV. 74 г.

Вельмішаноўны і дарагі пане Здзіславе, стараста Глыбоцкі, Пастаўскі і Браслаўскі і інш., ваявода Кракаўскі! Шле Вам прывітанне хлоп

Ваш Уладзька Караткевічаў!

Спасибо, милый, за открытку. Не могу отблагодарить тебя тем же. У нас открытки такого рода, к сожалению, не печатаются. Но сердцем я в тот день был с тобой. Как ты провел Вялікдзень (видишь, как у нас?), хлопец, какие вообще приключения случались с тобой? Со мной никаких. Такая печальная пошла жизнь — прямо некуда. Часто с Валькой скучаем по тебе и прикидываем, когда бы это можно вновь пригласить тебя, чтоб тепло, чтоб повозить по всей Беларуси, по озерам и лесам.

Как живет Краков? Должно быть, все уже зеленое? А у нас только проклевывается первая зелень и холодно. Знаешь, почему я уступил открытку, где больше места, Вальке? Потому что у меня почерк, как у писаря: «во піша, як макам сыпе», а у нее почерк слоновый. Итак, обнимаю тебя и передаю перо ей.

Дорогой Здислав!

У нас все по-старому. Работаем и ждем лета. Гена 18 апреля защитил диссертацию, он передает тебе большой привет. Мы с Володей на 2 дня ездили в конце марта в Москву. Вот и все наши новости. Привет знакомым. Будь здоров и счастлив. Целуем.

Валя и Володя

[27. 12. 74 г.]

Дорогой друг Здислав!

Извини, что с таким опозданием поздравляю тебя и с Рождеством, и с Новым годом. Очень сильно болел: температура, горло разрывается, кровь идет носом. Сейчас уже, как будто, получше.

Желаю тебе и всем твоим родственникам не только в будущем году, но и в ста годах еще самого-самого светлого счастья, какое может себе представить самый счастливый человек. Целую тебя, друже. М. б. хочешь приехать с нам? Тогда пиши. Дам приглашение на лето. Угрей будем ловить. Водку пить. За девчатами ухаживать. Может, наконец, женим тебя. Белоруски — очень хорошие жены. Ну, еще раз счастья. Целую тебя. Твой Владимир.

[25. ІІІ. 75 г.]

Дорогой Здислав!

Поздравляем тебя с праздником, желаем тебе всего самого хорошего.

Как твои дела? Мы пока еще живы. Володя болел всю зиму гриппом с осложнениями, а потом сломал себе ребра и до сих пор мучается. Я тоже неделю была простуженная, сейчас поправилась и завтра еду в Москву на 5 дней. В остальном все по-старому. Много работы, время летит быстро, скоро и на пенсию можно будет. Привет тебе большой от Володи и всех родственников. Целуем.

Валя

27 апреля 75 г.

Дорогой друг Здислав!

Поздравляем тебя с 1 маем. Хочу, чтоб скорее кончились эти холода и зацвели сады.

А тебе лично желаю огромного своего счастья, больших успехов в работе, и чтоб мы всегда были друзьями, а ты почаще приезжал к нам, дорогой наш. Обнимаем тебя.

Твои Володя и Валя

[22. 12. 75 г.]

Любы, мілы Здзіслаў!

Лёс мяне прыціснуў!

Дорогой Здислав. Открытка, наверное, не успеет дойти до Коляд, а может, и до Сыльвестра. Поздно спохватились. Но, во всяком случае, все мы поздравляем тебя и с тем, и с другим, целуем, обнимаем, помним, любим, желаем всегда видеть тебя в гостях, шляться с тобою по городам и весям, лесам и рекам, полям и озерам. Надумаешь — напиши, радость наша дорогая.

Часто вспоминаем о тебе, желаем счастья тебе и всем твоим. Не помню, писал ли, что недавно был в Прозороках на открытии памятника Игнасю Буйницкому. Фото еще не сделал. Счастья!!! Целуем.

Валя, Володя

12/VII — 76 г.

Дорогой Здислав!

Ты, наверное, сейчас отдыхаешь. А мы с Володей торчим в Минске, мерзнем и мокнем. Получили твое письмо и газету. Спасибо. Пользуюсь случаем и твоей любезностью и прошу прислать нам с Володей приглашение. Мы бы могли, если ничего не случится, приехать в сентябре-октябре. Будешь ли ты в это время в Кракове? Во всяком случае, приглашение действительно в течение года, и если не в этом году, то в следующем мы приедем.

Наши персоналии:

Короткевич Владимир Семенович, родился 26 ноября 1930 г. в г. Орша Витебской области БССР, писатель.

Короткевич Валентина Брониславовна, родилась 28 июня 1934 г. в селе Беловодское Московского района Фрунзенской области Киргизской ССР, старший научный сотрудник Института искусствоведения, этнографии и фольклора АН БССР. Приглашай нас на 30 дней. Не пугайся сроком, мы хотим поездить. И напиши, какие бы сувениры ты хотел получить.

Привет от Володи и Надежды Васильевны. Целуем.

Валя

[17. 12. 76]

Мілы Здзіслаў!

Святой ноччу,
Святой ноччу ціхай…
На мурожным сене,
У Божым Бетлеме -
Ціхай ноччу…

Любы мой і дарагі Здзіслаў! Сам не ведаю, колькі ідзе ліст да Кракава, а таму пішу загадзя. Лепей хай прыйдзе за пяць дзён да Каляд, чым на пяць дзён пазней.

Віншую цябе, жадаю шчасця, здароўя, любові да цябе ўсіх добрых людзей. Я зараз сяджу да 21 студзеня (января) у Латвіі. Адрас, калі надумаеш даслаць пару слоў (неабавязкова): СССР — Латвия, Рига, Юрмала 15, проспект Ленина 7, дом творчества им. Я. Райниса. Мне.

Пишу. Под окном у меня заснеженные сосны, бурное зимнее море, замерзающая река Лиелупе. В Польшу приедем ближе к весне (или летом) и не будем отягощать твое гостеприимство. Будем ездить.

P. S. Что тебе привезти хорошего, друг?

[27. 12. 76]

Дорогой Здислав!

Поздравляю тебя с Рождеством и Новым Годом! Желаю тебе всего самого хорошего — здоровья, счастья, успехов и встречи с нами в Кракове. Спасибо за приглашение. Мы с Володей решили поехать в Польшу в мае, чтобы было тепло и красиво. Если это не нарушит твоих планов, пришли нам приглашение после Нового года, так как твое в 1977 г. уже не действительно. Володя уже месяц в доме творчества под Ригой. Будет там до 22 января. Большой привет всем знакомым. Целую.

Валя

Дарагі браце Здзіславе!

Здарылася маленькая (гм, маленькая!) непрыемнасць. Валька ў бальніцы. І ляжаць будзе яшчэ амаль месяц. І таму раней мая мы, відаць, аніяк аформіцца не зможам. Праўдзівей кажучы, на май аформіцца не зможам.

А ў ліпені ў яе камандзіроўка. Відаць, на цэлы месяц.

Дык вось. Калі ты едзеш у Югаславію? Каб мы паспелі аформіцца. Калі ты будзеш у Кракаве? Калі ты лічыш, нам будзе лепей прыехаць? Бо нам жа трэба яшчэ спісацца.

Прабач, што пішу так каротка. І сам хворы. Адкажы хутчэй.

Твой Уладзімір

23/VII — 77 г.

Дорогой Здислав!

Рады были получить твое письмо, но раньше, чем в первых числах сентября, приехать не сможем. Во-первых, мы еще не получили паспорта. Во-вторых, 20 августа свадьба Володиной племянницы. Так что если все будет благополучно, то мы приедем между 1 — 5 сентября. Мы тебе пришлем телеграмму.

Сейчас много работы. Мы ведь с Володей летом в разъезде. В августе я должна поехать дней на 10 в Гомель, а Володя — в Могилев.

Здислав! Напииш срочно, что бы ты хотел получить из Белоруссии. Мы хотели бы тебе привезти интересующие тебя сувениры.

Надеемся, что до скорой встречи в Кракове. Целуем.

Валя, Володя

30. Х. [77 г.]

Милый Здислав!

Вот мы и дома. Благодарим тебя за дом и кров, за доброту, за Краков и Польшу. Как только захочешь — пиши нам. Приглашение будет. И знай, что ты не только в Кракове, но и здесь, у нас.

Подарок твой стоит у Вальки в центре квартиры. Самый-самый. А потому целуем тебя, напишем письмо и ждем в гости.

Владимир, Валя

[17. 12. 77]

Милый Здислав!

Поздравляю тебя с Божьим Рождеством и с Новым годом. Дай Бог тебе, твоей маме, всем близким тебе людям (настоящим Людям) счастья, здоровья, всего-всего самого лучшего.

И никогда, слышишь, никогда в жизни, которой у нас впереди не так уже и много, не показывай мне в окно трамвая на может быть и удобный, но гадкий дом. Таких шуток с друзьями не шутят. Ты лучше подерись со мной, а так не шути. Хотя, может, я тебя за эту шутку еще больше люблю.

И попробуй как-нибудь приехать к нам. Тебе отдохнуть надо. Не все же работа. Часто с Валей вспоминаем тебя. Помни и ты нас. И надейся на нас. Твои

Владимир и Валя

А она мне еще говорит, чтоб поцеловал ты хорошую подругу, которую мы тоже помним.

[20. 3. 78]

Дорогой Здислав!

Поздравляем тебя с праздником, желаем всего самого хорошего. Получили твою открытку, спасибо за сочувствие. Не писали тебе долго. Надежда Васильевна заболела 29 ноября. Инсульт с параличом. Схоронили ее 17 декабря. Володя очень переживал и в результате со спазмами мозга попал в больницу, где лежал 3 недели. И я еще заболела — давление и ангина. Вот такие были наши дела. Сейчас чувствуем себя неплохо. Володя пишет новый роман, а я занята своей работой. Даже когда не пишем, тебя не забываем. Получил ли ты мою книжечку? Большой привет всем друзьям. Целуем.

Валя и Володя

15. 9. 78

Дорогой Здислав!

Мы с Володей в Средней Азии — в Таджикистане. Поднимаем Володино здоровье. Здесь тепло — 35 — 37?. Прекрасный виноград, арбузы, дыни. 17/ІХ летим в Самарканд, 22 — на Черное море в Пицунду. Дома будем 17 октября. Как твои дела? Не сердись, что долго не писали — Володя лежал в больнице в Симферополе и я была там, потом лежал в Минске. У вас должна выйти «Historia Białej Rusi» — пришли мне. Привет от Володи. Целуем.

Валя

[25. 12. 78]

Дорогой Здислав!

Поздравляем тебя с праздниками. Желаем в Новом году счастья, здоровья, успехов.

Как ты живешь? Давно от тебя не было писем. Володя очень болен, вчера пришел из больницы. Боюсь, что Новый год не будет для нас хорошим. Пиши нам. Привет большой от Володи. Целуем.

Валя

8 апреля 1979 г.

Милый наш друг Здислав!

Поздравляем тебя с Великоднем, желаем много счастья, большого здоровья, радости, света, любви и успехов! И дружбы всех хороших и добрых людей.

Будь благополучен еще долгие и долгие годы, наш друг, хороший и тощий (так, что даже удивляемся, как такой худой индивидуум может вмещать столько ума и сердечной теплоты).

Пусть всегда тебе и всем дорогим тебе людям и земле твоей будет хорошо. Скоро (через пару месяцев) пришлю тебе недавно оконченный роман.

Твой Владимир, Валя

14 мая 79 г.

Дорогой наш друг Здислав!

Отправил тебе (кажется) книгу, не исправив в ней опечаток. Отправил ли? Или нет? Какую послал последней? Ну а теперь уж ожидай новой. Отправил и несколько фотокарточек пару дней назад. А теперь вот и небольшое письмо. Времени нету совершенно позарез. В конце мая еду в Киев с Валей на какой-то ее симпозиум (т. е. большой треп по-простому, по-нашему). Потом надо держать корректуру «Дикой охоты» в переводе на русский (№№ 6, 7, 8 журнала «Неман», пошла-таки после стольких лет, когда-то, неизвестно почему, пущенная в тартар книга) и корректуру оконченного наконец-то мною психологического детектива «Чорны замак Альшанскі» (печатать начнут в № 7 журнала «Маладосць», а на сколько номеров растянут — одному пану Богу известно).

Где-то в сентябре приглашен в Словакию. По возвращении думаю написать, наконец, «путевую книгу» под названием «Леты вандраванняў» — о трех народах. Поляки, словаки, чехи. Быть может, к этому, и путешествия по Беларуси, с ловлей змей и бобров и т. д.

Чтобы получилось и серьезно и иронически, и трогательно и смешно. Со своими фото и, может быть, рисунками. Что-то вроде английских писем К.Чапека или гейневского «Путешествия на Гарц», но, конечно, целиком в своем роде. Для чего-то вполне серьезного — слишком мало я знаю и Польшу и Чехословакию, не исходил всего своими ногами. Пусть будут просто заметки.

После возвращения из Чехословакии поеду на месяц в Пицунду. Не могу хотя бы месяц без моря. Понырять, поплавать, в море с рыбаками сходить. Жаль, не смогу прислать тебе оттуда метровой камбалы.

А в конце октября вернусь в Минск и засяду за работу. «Странствия». И надо, в конце концов, засесть за продолжение «Колосьев», и без того может случиться так, что помрешь и не кончишь. До Чехии у меня сухой закон. Там буду понемногу пить вино и пльзеньское, и хурбановское пиво (совсем мало).

Вот так мы и живем. Много работаем, много много хвораем, много смеемся. Жжем свечу с обоих концов.

Когда ты еще раз надумаешь приехать к нам в гости. Вызов — дело только твоего желания. И от твоего желания будет зависеть, что мы посмотрим. Заодно и отберешь фото польские и слайды, а то уж я и не помню, что я тебе посылал. Слайдов, кажется, не посылал совсем, да и фотографий мало. Во всяком случае знай, что тебя помнят, любят и всегда ждут верные твои друзья.

За открытку спасибо. Мы еще выпуск таких не освоили, да и не очень стараемся.

А сейчас кончать буду. Завтра предстоит большой день. Надо узнать насчет анкет, еще многое, а в 16 ч. приглашают студенты 3 курса театрального института. Они в качестве курсовой взяли два отрывка из «Дикой охоты»: бал у Яновских и пьянку у Дуботолка с последующей дуэлью. Просят, чтобы посмотрел.

Обнимаю тебя, дорогой друг.

Твой Владимир
и за спящую Валю — он же
11 ч. 25 мин. ночи (а у вас еще жизнь ключом кипит).
Будь здоров.

[без даты]

Дорогой Здислав!

С южных склонов Татр привет тебе на северные склоны. Мы в Братиславе и уедем отсюда в 2 ч ночи 19-го сентября «Шопеном». Надеемся, что тебе хорошо отдыхалось, друже, и что ты хорошо начал работать. Часто вспоминаем тебя. Не думаешь ли будущим летом приехать к нам. Если хочешь — напиши. Целуем тебя, земляк.

Твои Короткевичи

22. ХІІ. 79 г.

Дарагі Здзіслаў!

Са святымі Калядамі цябе і ўсіх тваіх, з Божым Нараджэннем. Жыві сто год, будзь шчаслівы і здаровы. Цалуем цябе.

Валя, Уладзімір

Чакаем цябе ў нас.

Дорогой Здислав!

Слушал ваше радио и узнал из передачи, что вышла в Польше книга под названием, кажется, «Rok 1863 na Ukrainie» и будто это воспоминания (или дневник) повстанца, подготовленный Эугеніюшам Казлоўскім. И будто бы книга превосходная по объективности и прочим достоинствам. Поскольку я не теряю надежды продолжить «Каласы», не мог ли бы ты эту книгу мне достать. Был бы благодарен и не остался в долгу.

Валя передает тебе привет, обнимаем тебя и целуем, желаем всего доброго.

3 января 1980 г.

Твой Владимир

26 июня 80 г.

Милый Здислав!

Посылаю тебе, с некоторым опозданием, ответ в несколько слов. Потому что очень много работы. Только что свалил с плеч корректуру двухтомника (и еще завтра будут технические правки), авторизовал перевод на русский первой половины «Черного замка Ольшанского» (а вторая половина еще ждет и скалит зубы), ездил на Полесье и мотался там по болотам и глухим дубравам, и сделал маленькое эссе о Турове (городу 1000 лет), теперь просят украинцы эссе о Киеве, тоже нельзя отказать. И надо подумать об отдыхе, иначе буду трупом, доработался уже до головокружений. Вот какие дела. Так что «послания Филона Кмиты Оршанского» на этот раз не жди.

Адам благодарит тебя за список писателей (наверное и сам напишет и отдаст земной поклон с благодарностью). Обещал и мне перепечатать. Список ценный, кое в чем для меня новый, кое в чем и неполный, но ведь совершенства не бывает. Остальное — дело уточнения.

Только за Гусовского буду тебя крепко бить. Он ведь из тех же мест, что и мои предки. И вряд ли везли бы на мое Приднепровье из-под Гнезна, скажем, его отца, чтобы сделать его в Приднепровье лесником. А то, что католик и писал по-латыни, так и Гедимин свои послания начинал: «Excellentissimo patri, domino Iohanni, romanae sedis summo pontifici, Gedeminne, Litwinorum et multorum ruthenorum rex ets.».

Странная привычка, раз католик, то и поляк. Ну а Купала? А Лев Сапега? Да и любого местного возьми — католики у него в родне будут. Даже у меня. Давай тогда в поляки Августина Блаженного и Тертуллиана запишем. И католики первоклассные, и по-латыни писали.

Фу, бяка, Здислав!

Придется и мне перейти в веру жены и начать писать что-нибудь вроде:

«О, зацны прохи ойцув з-над Днепра и Друци!»

Чего не сделаешь для друзей?

И ведь сам говорил о больной литературе польской в прошлом веке. Правильно, обид не терпи. И, хоть будь самый практыкуёнцы, никогда не терпи смиренно. Только ведь польской славы и чести уронить нельзя. Не нужно давать подпорки дереву, которое мощно стоит на земле. Его ведь этим — унижаешь. Да, больная была литература, потому что нечего поднимать общемировые, «интересные для всех» проблемы, если в своем доме непорядок. Но этой «болезнью» она и стала великой, стала примером для других. Так если ты подал однажды великий пример — не балуйся ерундой, не подавай примера дурного. Быть поляком (как и белорусом) означает еще, между прочим, и воевать за чужую свободу. В истории этому уйма примеров. И надо следовать им, а не унижать себя по мелочам тем, что называется «хоть гавно, а наше».

Тьфу, терпеть не могу риторики, а тут сам сорвался. Ты уж прости.

И изволь не вспоминать, что «плохо вел себя». Это самоедство, свойственное многим из земляков, поляк он или белорус. И хоть ты и практыкуёнцы, а глупый. Основного не понял, что люди милы нам именно за их небольшие несовершенства. Нельзя себе представить полностью совершенного существа. Это было бы чудовищно! Позволю себе небольшое кощунство, но, по-моему, верующий христианин и Христа любит за человеческую сторону его сущности, за несовершенство. За то, что в Бетлееме обиделся на жителей и не сотворил там многочисленных чудес (…Матфея 13, 58), за минуту слабости перед смертью (там же, 27, 46). И правильно, иначе какое же понимание, снисходительность, любовь? А без них вера гроша ломаного не стоит. А правильность и непреклонность нам и в некоторых людях надоела, уже все человечество тошнит от нее.

Вот и мы, далеко-далеко не совершенные, любим тебя, особенно теперь. И ты приезжай, и знай, что здесь твой дом и что здесь в общем-то неплохие люди — все твои друзья.

«Cmentarzem Powązkowskim» тряс на заседании правления общества по охране памятников культуры. «Вот, — говорил, — как надо. Вот люди, которые уважают себя». Так что ты такими вот вещами гордись, а не тем, что Франциск Ассизский родом из Ченстохова.

В Болгарию приехать не смогу, другой кто-то найдется, пустомеля. А вот ты, как только будешь свободен — приезжай. И надолго. И не в общежитие, а ко мне, преодолев страх перед своим колючим иногда

другом Владимиром.

Валя тоже шлет самые лучшие приветы и целует.

3 августа 80 г.

Дорогой Здислав!

Удрал от Олимпиады в Друскеники. Сижу здесь под шум дождя, в окно шумят сосны. Читаю. Пишу. Написал здесь эссе о Киеве для Украины, две сказки для самых маленьких и вот сегодня одно крайне нервное и скорбное стихотворение о печальной вести, дошедшей от былой любви. Дни идут, скоро уже дома, а там ждет еще колоссальная работа. Не знаю, успею ли я ее сделать перед тем, как поеду с Валькой не лечиться (и работать каторжно при этом), а просто отдыхать и писать стихи. Открытку твою североморавскую получили давно, да и письмо получили, и я на него ответил в том смысле, чтоб ты не глупил и не занимался «самоедством», то есть не пилил самого себя, а просто почаще приезжал в Минск, где тебя любят и, понятно же, всегда ждут. Написал и Стаховскому, но до Друскеник ответа не получил. Да и напишет ли он? «Мы ведь всего-навсего мимолетные знакомые, — так он может подумать, — зачем мне занимать их время».

И он будет, конечно, неправ, потому что мало нас знает. Ты при встрече скажи ему, что мы его тоже помним и ждем. И пусть напишет, если прочел, какого он мнения о «Вяках мінулых». Когда не пишется -

делать почти нечего. Письма вот пишу. На Неман купаться и загорать еще не ходил. Совершать пешие прогулки (вот хоть бы к этому «Лесному эху») — тоже не совершал. В Ратники, на могилу Яна Чечота, тоже в этом году не ездил, как в прошлом, и цветов не садил. Вряд ли они, посаженные поздно и в такое плохое лето, успеют расцвести. Впрочем, пробощ тамошний (наверное) старается, могила чистая, и цветы растут, хотя и самые простые. Если бы приехал осенью или весной — непременно достал бы где-то и посадил куст роз (или, лучше, махрового шиповника. Вся эта братия — о, Чечот, о, Мицкевич, о, Зан — простите!!! — любили его).

За «Повонзки» спасибо. Я уже тебе писал, как потрясал ими на совещании в доме правительства. Но что толку. Потрясай не потрясай, а когда знающих энтузиастов мало — дело на лад не пойдет.

Вечереет. На окне букет мелких полудиких роз, миска с вишнями. Пью кофе, пишу тебе, а перед сном в сотый раз читаю «Большие надежды» Диккенса. Все-таки чудо он. И в большинстве своих книг не стареет, несмотря на определенную дань архаическому построению сцен и диалога.

Ездил отсюда пока только в Каунас на один день. Экскурсию, ясно, бросил. Весь день был сам. Шатался по улицам, пил кофе в кофейнях, прошел по галерее Чурлениса. Хорошо одному в чужом городе, где никто тебя не знает и где ты ничем не связан. У ратуши (дворца шлюбов) подумал о тебе; ох, эта страсть женатых стремиться к тому, чтобы и другие были несчастны. Но если женатому поляку надо готовить завтрак на двоих, и ужин тоже, а пани в это время сидит в кофейне — так пошли ты к черту такую свадьбу. «Не жаніўся — цяры анучы, жаніўся — цяры анучы» (все равно грязные).

Я торопыга, спешу жить и потому посылаю тебе литовский календарь на 81 год (ручаюсь, что первый пришлю). Обнимаю тебя крепко.

Твой Владимир

4 декабря 81 г.

Милый друг Здислав!

Стах Стаховский передал нам от тебя приветы, мы с ним мило посидели и поговорили, много вспоминали тебя. Между прочим, есть у меня для тебя и еще подарочек, в коллекции пригодится, как-то надо будет передать. Скоро книга выйдет, тоже пришлю. Вышла по-литовски «Земля под белыми крыльями». Она же выходит по-французски, испански, английски, немецки. А так особых новостей нет, разве что в журнале «Маладосць» появилась повесть, примыкающая тематически к «Колосьям под серпом твоим». Называется «Зброя».

Открытки твои получили, да все не было времени ответить. Здоровье плохое, и очень много работы. Спасибо за открытку с Владиславом. Это как раз спокойный фрагмент картины, которая кроме героических аналогий всегда почему-то (логика идиота) приводит мне на память строки Боя:

«…Staeza walki peline męstwa:

Istny Grunwald Mistrza Jana!»

Рад был бы увидеться, но надо немного отложить. Справиться с делами и сделать задел на будущее.

И потом, я оскорблен и обижен тем, что «Валя очень вкусно жарит шампиньоны». Я по-моему жарю печарки ничуть не хуже ее. Что за привычка считать, что женщины лучше варят?! А почему тогда во всех первоклассных ресторанах повара — мужчины.

Вот то-то!

Просто они ленивее женщин, чтоб варить каждый день, но уж если возьмутся, то ого-го! — никакая женщина конкуренции не выдержит. Было бы из чего жарить и варить.

Кстати, у тебя новый номер телефона, но и у нас тоже. У нас он теперь: 22-22-38. Выпиши его в записную книжку и всегда имей с собой.

Книгу о начале исторической живописи в Польше я уже не только получил, но она уже и в деле пригодилась. Несколько художников рассматривали ее для того, чтобы не наврать против обстановки и костюмов в своих исторических картинах. Так что громадное тебе спасибо, друг мой.

Как твое здоровье, что делаешь, какие новости.

Я за последнее время написал только несколько стихов да детскую сказку «Пра пана Галавана» (герой ее — головастый и умный котенок). Обстановка к работе не располагает. Клею экслибрисы на свои книги и собираюсь навести порядок в своих фотографиях и слайдах.

Ну, да вот, пожалуй, и все. Крепко тебя обнимаю. Привет общим друзьям. Твой друг

Владимир

Дорогой Здислав! Поздравляю тебя с прошедшим твоим юбилеем и желаю самого-самого лучшего в твоей жизни. Не обижайся, что поздравляю с опозданием. Как-то в этом году мне не повезло. Сделали две операции, дважды облучили и угрожают третьей операцией. Володя тоже много болел. Процветает только Адам — лауреат премии, заведующий сектором, в общем очень важный человек. Хотелось бы увидеться, но когда это удастся — неизвестно. Если мы не пишем, не думай, что забыли. Всегда помним, всегда ждем. Поздравляем с наступающим Божьим рожденьем и Новым годом. Пиши нам. Целую.

Валя

[22. 6. 82]

Дорогой Здислав!

Прости нас, что мы тебе так долго не писали — замучили болезни, неприятности и работа. Но в общем — живем ничего. Хотели бы увидеться, поговорить, но неизвестно, когда это осуществится. С 20 сентября собираемся в Пуцунду на Кавказ. А так будем все время дома. Помни, что мы всегда твои друзья. У нас телефон: 22-22-38. Целуем. Всем привет.

Твои Короткевичи

4 июля 82 г.

Дорогой Здислав!

Чтобы искупить вину, начал тебе это письмо, не дожидаясь твоего ответа. Получу его — окончу письмо. Все-таки будет легче, когда надписан конверт, а письмо начато, написано несколько строк.

Переписка наша стала реже по моей вине: я много в последнее время болел, а когда было возможно, очень много работал. Масса переводов, статей, эссе, сценарий трехсерийного фильма по моему роману «Черный замок Ольшанский» и пьеса «Мать урагана», о восстании Василя Вощилы в Кричевском старостве. Один из «героев» Иероним Радзивилл.

Так вот незаметно и запустил переписку. Теперь постараюсь понемножку исправиться.

Ты спрашиваешь, не родственник ли мой Бенедикт Короткевич, погибший в 1878 году в Болгарии? Не знаю, дорогой. Предки, которых я лично не знал, меня никогда специально не интересовали. Возможно, и родственник. Дело в том, что Короткевичи — очень распространенная на Беларуси среди шляхты фамилия (и не среди шляхты). Род герба Корвин огромный, ва 2-й половине прошлого века сильно обедневший (некоторые ветви после восстания 1863 — 64 годов), растерявший друг друга, вынужденный (слава богу!) жить трудами рук своих. Некоторые и землю пахали. Некоторые были арендаторами, управляющими, лесничими, адвокатами, докторами, а чаще всего служилыми за жалованье чиновниками. Иной раз нахожу отдаленную родню, о которой до этого никогда не слыхал, в самых неожиданных местах. Вдруг человек незнакомый говорит: «А вот у вашего деда был брат Павел, он окончил университет Варшавский, так у него три сына были. Один был женат на такой-то, и они потом переехали в Гродно. Так я сын двоюродного брата и т. д.»

Подумаешь — в самом деле сходится. Выходит он мне какой-то там «…юродный» дядька.

Были среди моих и чиновники, и священники, и ксендзы (род мой и католиков имел в себе, женился, скажем, на католичке и условились, что девочки — католички, а мальчики — православные, на службе легче, или наоборот). Могли быть среди них и авантюристы (в хорошем смысле этого слова), которым жизнь не в жизнь была, если в Болгарии будуть пановать турки.

Так что не знаю, может и родственник.

Прочел недавно, что в Глыбоким отставной лесничий создал великолепный, на много тысяч пород древесных, дендрарий и что оттуда начинают свой путь по Беларуси всякие маньчжурские орехи, кедры, черные березы и прочее, и прочее, числа им нет. Громадный дендрарий, какого и во многих столицах нет: японская черемуха Маака, рябина японская матцумура, ели шренка, черная австралийская сосна, карпатский бук и прочее, и прочее. Видишь, как твои родные места гремят. Приезжай в гости, дорогой.

11 июля 82 г.

Продолжаю, как обещал, получив твое письмо, подробное и хорошее.

Жизнь внесла маленькие коррективы. До Кавказа решил сделать еще одну поездку вместе с Валей. Она никогда не видела Дальнего Востока, так пусть посмотрит. Словом, 21 августа мы летим в Петропавловск-Камчатский (девять часов полета от Москвы), смотрим там вулканы и горячие ключи, оттуда ва Владивосток и окрестности, потом на остров Сахалин, оттуда в Хабаровск, и оттуда назад. Время хорошее. Когда я там был — в конце июля кончался сезон мелких моросящих дождей и начинался сезон солнца и по-настоящему летнего тепла на весь сентябрь и даже октябрь. Солнце, тепло, купаться можно, ядовитых медуз-крестовиков уже нет. Хоть бы это дурное, какое-то нелетнее лето нас не подвело, и там было бы так же, как всегда. Хотя, конечно, так же, как тогда, не будет. Тогда я был молод, здоров, мог оттопать тайгой много километров, был свободен, а потому мог рисковать собой и в тайге, и в бурном море, мог переживать множество всяких приключений. Теперь этого уже не будет. Теперь остаются мне «приключения с гидом». Ничего не поделаешь. Уже не так далеко и до времени, когда единственным «приключением» останется встреча с давним приятелем в сквере на лавочке.

7 августа у Адама, конечно, будем, и отчет я тебе напишу. Но мы как-то отдалились, и я ничего особенного от этой встречи не жду. Понимаешь, он ведь теперь заведующий сектором, занят, два раза в неделю ходит на английский язык, времени у него совсем нет, появились новые знакомые на работе. Ну и ушли куда-то наши шутки, наши великолепные розыгрыши, наши невероятные выходки, от которых никому не было плохо, а было только смешно. Нет, пошли они к черту эти должности. Я-то остаюсь почти прежним и прекрасно помню, что шутят трубочист на крыше и каменщик на лесах, а король на троне — никогда: должность не располагает.

Ты напиши потом подробнее, когда будет конгресс славистов. Если в первых двух декадах сентября, то постараюсь приехать. Если в конце — будет труднее. Я не могу хотя бы раз в году не видеть моря. Для меня потом весь год испорчен, нет силы и плохое настроение. Очень я люблю море, неизвестно откуда у меня это, у сухопутного человека из сухопутного городишка. Может, от далеких предков, которые ходили «из варяг в греки». Но плохо это, когда нет моря в тех местах, где ты живешь. Человек от этого делается более узким, нет шири в душе.

В самом деле, давно мы не виделись, и когда-то бог приведет увидеться. Во всяком случае, до Киева.

Как там Сташек? Он мне не ответил, и мы очень беспокоимся за него, вернее, беспокоились. Рады, что у него все благополучно. Валя передает тебе привет самый теплый, а я тебя обнимаю и целую.

Твой Владимир, Валя

23 ноября 82 г.

Милый друг Здислав!

Поездка наша на Сахалин в силу разных причин лопнула. Съездили вместо этого в Пицунду, на Черное море. Позагорали, покупались. Но в этом году октябрь там был такой, в общем, холодный, что я такого и не помню (море теплое, и когда прибой схлынет — рано утром — от гальки идет пар, будто налили воды на раскаленную плиту, только тут наоборот, море очень теплое, а камни очень холодные). В этом году я чувствовал себя неважно и даже не ходил с рыбаками в море. Словом, отпуск прошел куда хуже, чем я весь год мечтал. Валя кладется в больницу, врачи говорят, что операция и на этот раз будет средняя, но я все равно беспокоюсь. Адам уехал на три месяца в командировку в Англию — работать в архивах. Что же, пусть ему там повезет. На обороте — старинный византийский храм в Пицунде. А может, и не византийский, на Кавказ ведь христианство пришло еще где-то в V веке. Обнимаю и целую тебя по-братски.

Владимир

23 апреля 83 г.

Дорогой друг Здислав!

Милый мой, извини, что поздно отвечаю и что мало пишу. Сил нет, совсем болен, не знаю, как строить жизнь дальше. Ведь понимаешь, если бы ссорились, если бы я ходил на сторону, а то ведь жили как одна душа, помогали работать друг другу, она меня смотрела хорошо, и я для нее ничего не жалел. Делали вместе большую, очень нужную работу, чтоб ни один памятник, ни один курган, костел, церковь, старое здание не осталось не обмеренными, не сфотографированными, не зарисованными. На кладбище все сотрудники говорили, что этот «Свод» без нее провалился бы в преисподнюю. Не обижали людей, жили честнее, чем иной свёнтэк. Где же справедливость?

Вообще за какую-то неделю на меня пять ударов: три друга (одна — великолепная поэтесса Лариса Гениуш, человек тяжкой судьбы), тетка, сестра матери, святой человек, и вот — Валя.

Чувствовал себя на грани нервного надлома. Сейчас как будто чуть-чуть лучше. А может, я ошибаюсь. Но довольно об этом, иначе опять не засну ночь.

Будешь ехать в Киев — напиши мне. Может быть я, если к тому времени буду нормальным, смогу подъехать и повидаться с тобой.

Милый друг, теперь посылка книг очень усложнилась, почему я и передал «Портреты» с нарочным. Если достану «Бориса Годунова» Руслана Скрынникова, то тоже пошлю их с кем-то, кто поедет.

Марку с Кохановским кто-то отклеил.

Ну вот. Я никогда не забуду тебя, мой друг, всегда буду рад видеть тебя у себя в моих пустых теперь стенах. Целую тебя.

Твой брат Владимир

27 декабря 1983 г.

Дорогой Здислав!

Поздравляю тебя с Новым годом (как всегда с опозданием, но ты считай, что это Юлианский Новый год, 14 января) и желаю, чтоб был ты здоров, силен и счастлив еще многие и многие годы, чтобы путь твой был усеян успехами и большими рабочими победами… ну а друзья у тебя есть, хотя бы и я.

Извини за молчание. Но мне вдруг после всех пинков судьбы стало так плохо, что я уехал в свою Оршу и там на окраине, которая сильно перестает быть окраиной, просидел с начала июня и по десятые числа декабря. Причем сознательно отключился: запретил пересылать письма, не слушал радио, не читал газет, а по телевидению смотрел только мультфильмы и детективы. Ну и сделал себе «лучше». Приехал домой — ой-ой-ой! Прессы гора, и, читая ее подряд, нервы испортишь еще хуже. Писем отвечать — холмы. Тебе отвечаю второму. Первой — одной старушке, которая живет в Вильно. Ей под 90 лет, она с Богдановичем была дружна. Ну и… сроки ожидания у ней не те, что у нас.

Всегда ты пишешь на прекрасных открытках. Спасибо и за них, в частности, за Хелмонского, которого нежно люблю. А я вот никак не могу выбраться в город, чтобы наклеить тебе на конверты красивых марок. Вот до чего стал ленивый. Так что ленью мы еще с тобой можем поспорить.

Здислав, дорогой. Обнимаю тебя и целую.

Твой друг В. Короткевич

14 мая 1984 г.

Дорогой друг Здислав!

Извини меня за долгое молчание и за то, что вообще пишу мало, редко и неаккуратно. Ты ведь знаешь меня и знаешь, что мое расположение к тебе, дружба к тебе остаются и останутся неизменными. Просто тебе уже должно быть писали, что я стал совсем никуда. Сейчас еще неплохо, а то ведь совсем было направился, как говорят у нас, «да Абрама на піва», то есть к праотцу Аврааму пиво пить. Да и сейчас: посижу полчаса за письменным столом и вынужден на некоторое время прилечь. Мне, который раньше мог, почти не вставая, просидеть с пером в руке десять часов, — это невыносимо и унизительно. Всякие свинства творит жизнь с людьми, но страшнее всего это лишение сил. Пусть бы лет пятьдесят, но в полную силу, а потом… гаснет свет, как от выключателя, и все. Поэтому я тихо ярюсь, но ничего не могу с этим поделать. Потому и мучаю себя и тебя, и всех.

Может быть, вскоре выйдет «Замок» в переводе на русский, и я тебе его тогда найду возможность прислать. А пока посылаю рекламный проспект, хотя ты не иностранное издательство и рекламировать меня тебе нет никакой необходимости. Вышел по «Замку» двухсерийный фильм с очень хорошими операторскими съемками, хотя от романа в фильме мало чего осталось.

Работается совсем мало и плохо, вернее, почти никак не работается. Только сложил из ранне написанного сборник пьес и сборник стихов.

Пиши мне хоть два слова иногда. Обнимаю тебя.

Твой друг Владимир.

Упершыню — «Полымя», 1993, № 3. Сс. 168 — 195.